Эволюционные и революционные изменения в форме государства

свою власть не только на внешние дела.

Примерами конфедераций могут служить США в 1776 - 1864 гг.,

Германский союз с 1815 по 1867 гг., Швейцарский союз с 1815 года, Австро-

Венгрия до 1918 г. и др.

Федерация — союзное государство, объединяющее несколько государств

или государственных образований (земли, кантоны, штаты, автономные

республики и т.д.), каждое из которых имеет свои органы государственной

власти (законодательные, исполнительные и судебные). В отличие от

конфедерации она обладает своим собственным суверенитетом, федеративными

органами государственной власти, федеративной конституцией, армией,

системой федеративных налогов. При этом нельзя забывать, что федерация —

именно союзное государство, и её суверенитет произволен, вторичен по

отношению к суверенитету входящих в нее государственных единиц.

Сказанное свидетельствует о большом эмпирическом разнообразии

федеративных устройств, часть из которых, исторически меняясь, отражает

тенденцию к превращению ряда федераций в унитарные государства. Как

показывает опыт СССР 1989 - 91 гг., возможна и иная тенденция к

преобразованию федерации в конфедерацию и даже к ее полному разрыву[15]. В

принципе можно утверждать, что федерация — объединение государств,

суверенных постольку, поскольку их суверенитет не ограничен суверенитетом

федеративного государства.

Объединения монархических государств существуют в форме личной или

реальной уний. Общим у обеих форм является то, что они возникают вследствие

совпадения монархов двух или нескольких государств в одном лице.

Личная уния имеет основанием случайное, непреднамеренное совпадение

независимых друг от друга прав на корону в нескольких государствах на

основе различных порядков престолонаследия. Она продолжается до тех пор,

пока эти различные правомочия персонифицированы в одном лице. Как только по

закону корона опять переходит к другим лицам, личная уния тотчас же

прекращается. Так, в прошлом веке прекратилась личная уния между

Великобританией и Ганновером в 1837 г., между Нидерландами и Люксембургом в

1983 году вследствие различия системы престолонаследия — когнатической в

Великобритании и Нидерландах и агнатической в Ганновере и Люксембурге. При

этом в двух первых государствах на престол вступали женщины, которые в двух

других государствах вообще исключались из престолонаследия.

Политическое значение личных уний может оказаться значительным и

привести к полному слиянию разных государств (Кастилия и Арагон, Англия и

Шотландия и др.). Между государствами, объединенными общим монархом,

невозможна война. Однако в большинстве случаев сколько-нибудь существенного

сближения между ними происходит.

Реальная уния возникает в результате соглашения государств, в силу

которого у них появляется общий монарх. Члены реальной унии независимы друг

от друга, и соединение не ограничивает их суверенитетов. Не образуется ни

общей территории, ни единого подданства, ни общих законов, ни общих

финансов и т.п. Представляя по существу международно-правовое соглашение,

она имеет значение преимущественно в области внешних сношений, выступает в

качестве военного союза, как носитель единой внешней политики и т.п.

Реальные унии появляются лишь в Новое время, так как предполагают

развитый монархический порядок и оформившееся единство государства. С

политической точки зрения они очень часто представляют собой результат

стремлений основать единое государство.

Реальными были унии между Норвегией и Швецией (1815 г.), Австро-

Венгрия.

Реальные унии прекращаются либо из-за превращения в единое

государство, либо из-за расширения союза вследствие того, что во входящих в

унию государствах корона переходит к другим монархам конституционным или

иным путем.

Империя — сложное государство, созданное насильственным путем.

Степень зависимости составных частей империи бывает различной. В прошлом

входящие в империю образования при неразвитости транспортных средств и

средств связи мало соприкасались с имперской властью. В Новое время,

особенно в XX веке, положение, разумеется, существенно меняется.

Некоторые государствоведы пришли к выводу, что у составных частей

империи никогда не было единого государственно-правового статуса[16].

Круг империй достаточно широк. Они существовали во все исторические

эпохи. Империями были и Римское государство последнего периода своего

существования, и Великобритания, и Россия.

Фузия (слияние государств) и инкорпорация (внешне оформляемое как

слияние присоединение одного государства к другому) — последние виды уний,

рассматриваемых государствоведением.

Фузией было, например, воссоединение ФРГ и ГДР, инкорпорацией, как

полагают многие, — присоединение Эстонии, Латвии и Литвы к СССР в 1940 г.

1.2 ЗАКОНОМЕРНОСТИ ПЕРЕХОДНОГО ПЕРИОДА ОТ АВТОРИТАРИЗМА К ДЕМОКРАТИИ

Многие авторитетные политологи и публицисты уже несколько лет

утверждают, что Россия — в её сложнейшем экономическом и национально-

государственном положении — не сможет свершить "революционный скачок" от

тоталитаризма к демократии, минуя фазу авторитарного управления[17]. Схожей

убежденности в необходимости такой фазы для общества с еще не разрушенным

"реальносоциалистическим" хозяйствованием придерживается и большинство

политиков, действующих в исполнительных структурах. После августа 1991 г.

целый ряд установлений российской верховной власти позволил увидеть контуры

формирующегося авторитарного режима, за какими бы политическими метафорами

он ни скрывался. Налицо более или менее сложившийся и возглавляемый лидером

с достаточно сильной харизмой авторитарный блок власти, участники которого

— на разных исполнительных уровнях — сосредоточили в своих руках

существенную часть властных прерогатив. "Существенную часть", но не всю

власть. Перед обществом продолжает стоять труднейшая задача колоссальной

исторической значимости — ликвидация старых, глубоко укоренившихся

тоталитарных структур, держащих по сию пору в "идеологических шорах" и в

повиновении значительную часть трудового населения. Глубоко ошибочна

незатейливо повторяемая в печати легенда о якобы состоявшемся сломе старых

структур. Если они отчасти ликвидированы на уровне КПСС, то иначе обстоит

дело с уровнем местной власти (где широко представлена бывшая номенклатура

КПСС), ВПК, колхозов и совхозов, администраций предприятия, их союзов и

т.д.

Логика цивилизованного исторического развития такова, что рано или

поздно наше общество, в каком бы виде не закрепился в нем авторитаризм, в

очередной раз после 1917 г. стоит перед проблемой выбора пути к подлинно

демократическим формам правления. К нему надо готовиться, его надо

предвидеть, обсуждать, дабы не оказаться вновь застигнутыми "врасплох",

когда все решается методом проб и ошибок. Конечно, путь каждого общества

уникален и принципиально неповторим в главном, но все же не настолько,

чтобы отказаться от апробированных цивилизацией вариантов, иначе доруга к

демократии окажется мучительнее и длиннее, чем могла бы быть.

Людям, живущим в период "смутного времени" смены политических

режимов, жизнь в обществе подчас представляется хаосом и неразберихой. Тем

не менее, анализ большого числа случаев перехода от авторитаризма к

демократии позволяет выделить общие закономерности, примерные этапы этого

процесса и, если не предсказать развитие событий в каждом конкретном

случае, то, по крайней мере, указать на проблемы, которые следует решать

политическим руководством в определенных обстоятельствах и в определенной

последовательности, чтобы переход прошел плавно и завершился установлением

стабильной формы государства.

Демократизация стран с тоталитарными режимами имеет свои особенности,

так как авторитаризм и тоталитаризм во многом отличаются друг от друга. В

отличие от авторитаризма тоталитаризм практически стирает границы между

государством и обществом, стремясь контролировать все стороны жизни

человека. Плюрализм отсутствует не только в гражданском обществе, но и в

правящей элите. Стержнем всей тоталитарной системы является единая

идеология и хорошо организованная единая партия. Личность лидера может не

иметь большого значения. В авторитарном же режиме четко разработанная

идеология не обязательна. Правящая элита, как правило, неоднородна и

опирается на блок социальных, политических и иных сил, которые во многом

различны, но имеют общую заинтересованность в осуществлении власти

авторитарными методами. В этом смысле можно говорить о наличии при

авторитаризме "ограниченного плюрализма". Именно поэтому гораздо бульшую

роль в этой системе играет лидер, который пользуется авторитетом у всех

течений правящего блока и следит за поддержанием баланса интересов его

участников. При том, что авторитарная власть, так же как и тоталитарная, не

ограниченa законом и во многом опирается на репрессии, авторитаризм не

носит всепроникающего характера и не стремится, как тоталитаризм,

политизировать население. Наконец, весьма существенным является различное

соотношение политической и экономической систем. Если для тоталитаризма

характерно стремление распространить прямое политическое регулирование и на

сферу экономики, то авторитаризм может сочетаться как с централизованной

экономикой, так и с рыночной, которая может быть весьма эффективна, При

авторитаризме, таким образом, политическая система обладает большой

автономией по отношению к экономической, в связи с чем и кризис

авторитарного режима развивается как внутриполитический, часто на фоне

высокой экономической конъюнктуры. Политическая система при тоталитаризме

гораздо более прочна, но она, как правило, срастается с экономикой. Именно

поэтому подрывает ее не внутриполитический кризис, а военное поражение либо

(как в нашей стране) кризис экономических структур. Таким образом, если

переход от авторитаризма к демократии означает, прежде всего, смену

политического режима, то переход от тоталитаризма к демократии

подразумевает и смену социально-экономического строя, что существенно

осложняет задачу. Значительно большие сложности возникают и в связи с тем,

что тоталитарная элита более однородна, чем авторитарная, поэтому

отстранение её от власти требует гораздо больших усилий[18].

Несмотря на указанные различия, многие закономерности, открытые при

изучении эволюции авторитарных режимов, действуют и в переходный период от

тоталитаризма к демократии. Вот почему для России так важен опыт

становления демократии в тех странах, где такая эволюция уже завершилась.

Переходный период от авторитаризма к демократии ограничен, с одной

стороны, началом кризиса авторитарного режима, а с другой, установлением и

началом стабильного функционирования одной из форм демократического режима.

Кризис авторитарного режима и его либерализация. Динамику вызревания

внутреннего политического кризиса авторитаризма можно представить себе в

виде совокупности кризисных явлений, часть которых охватывает

государственные институты и порядок их функционирования; другая же часть

представляет собой процессы, происходящие в политической элите, и она

связана с действиями отдельных лидеров, ускоряющими или замедляющими

созревание политического кризиса. Отдельно стоит вопрос о влиянии на кризис

авторитарного режима процессов, происходящих в гражданском обществе.

Очевидно, что все эти процессы и явления взаимосвязаны и могут быть

выделены лишь в аналитических целях.

Кризис институтов авторитарного государства связан, прежде всего, с

несовершенностью проблемы преемственности. Политическая система

авторитарного государства, как правило, строится таким образом, что процесс

принятия политических решений, в конечном счете, замыкается на одном

человеке — диктаторе, лидере военной хунты, авторитарной партии или блока

сил и т.п. Это значит, что нет четкой институционализации и регламентации

политического процесса. Система институтов носит вторичный характер:

парламент (если он есть), как правило, не представителен, назначение его

членов контролируется диктатором, законодательная власть фактически

подчиняется исполнительной. Последняя же, как и судебная, целиком

контролируется авторитарным лидером. Институты государства могут быть в

любой момент переформированы или распущены. Такая система нормально

действует, пока диктатор жив и здоров. По мере приближения его

естественного конца все острее встаёт проблема преемственности. Члены

правящей элиты, сознавая, что с уходом диктатора может образоваться опасный

вакуум власти, пытаются заранее реформировать систему принятия политических

решений, устранив её зависимость от одного человека и создав полноценные

органы государственной власти. Но таковыми они могут стать лишь в случае,

если диктатор добровольно согласится передать им власть. На это, как

правило, ни один диктатор не идет, если его к тому не вынуждают

обстоятельства. Слабость институциональной системы становится очевидной

после смерти диктатора.

Ослабление или развал правящего блока также относятся к внутренним

кризисным процессам авторитарного режима. По мере расщепления сферы общих

интересов и ослабления способности диктатора поддерживать равновесие в

авторитарном блоке могут возникнуть центробежные тенденции. Признаком его

ослабления является рост явных и скрытых политических конфликтов внутри

правящей элиты, вследствие чего режим уже не в состоянии противостоять

расширению плюрализма, существовавшего до этого лишь в рамках

господствующего союза сил; снижается эффективность решений, принимаемых

режимом, что ведет к ослаблению его легитимности.

Ослабление или потеря режимом легитимности, то есть общего согласия

по поводу законности существующей власти, является важной составляющей его

политического кризиса. Снижение легитимности, однако, не всегда вызывает

его кризис. Если правящая коалиция сплочена, а деятельность оппозиции не

допускается, то на уровне масс режим может быть вообще нелегитимен, но при

этом сохраняется политическая стабильность. Последняя же нарушается, когда

наряду с потерей авторитаризмом легитимности в обществе зарождается новая

сила, приобретающая большую легитимность.

Причины, приводящие к кризису авторитаризма, обычно развиваются

одновременно, взаимно усиливая друг друга. Так, споры вокруг

институционального урегулирования усиливают раскол правящего блока, что

приводит к снижению способности режима к репрессиям и, как правило, к

оживлению гражданского общества. Происходит снижение легитимности режима не

только на уровне масс, но и на уровне элит. В правящей элите возникают

течения, по-разному представляющие себе пути выхода из кризиса. Их может

быть несколько, но условно все данные течения могут быть разделены на две

группы. Сторонники "жесткой линии" считают необходимым повысить

сплоченность правящей элиты путем возврата к фундаментальным ценностям

режима. Если это невозможно, то положение может спасти перехват власти

одним из компонентов правящего блока (как правило, армией).

Сторонники "мягкой линии" считают такое решение опасным для режима,

так как оно не устраняет причины внутренних политических кризисов. Они

видят выход в приспособлении режима к изменившимся обстоятельствам путем

его контролируемой либерализации — предоставления гражданам некоторых прав

и свобод, перехода к "ограниченной демократии", иначе говоря, к такой

политической системе, при которой существуют формальные атрибуты

демократии: парламент, регулярные выборы, возможно даже оппозиционные

организации, но фактически ничего не меняется — процесс принятия решений

продолжает строиться на авторитарных принципах. Это значит, что реальная

конкуренция за политическую власть не допускается, и деятельность оппозиции

не может выходить за рамки, угрожающие основам системы.

Переход обычно начинается тогда, когда верх в элите берут сторонники

"мягкой линии", начинающие либерализацию. Понятие решения о либерализации

порождает в любом авторитарном обществе ряд однотипных тенденций, которые

различаются лишь по степени интенсивности. Оживление гражданского общества

является одним неизбежных последствий начала либерализации. Предоставление

некоторых свобод приводит к тому, что начинает возрастать интерес к

политике. Идет поиск новых идеалов и политических идентичностей. Растет

правозащитное движение, появляются независимые профсоюзы. Рано или поздно

неизбежно начинает формироваться открытая политическая оппозиция режиму.

Её возникновение ставит сторонников "мягкой линии" перед сложным

вопросом: как к ней относиться? Есть три варианта. Первый — подавить ее.

Издержки такого решения, однако, могут быть слишком велики — процесс

контролируемой либерализации прервется, проблемы породившие кризис,

останутся, возрастет международная изоляция режима. Второй — игнорировать

оппозицию, не подавляя ее, но и не допуская в "большую" политику. Это,

однако, ведет к радикализации оппозиции, к тому, что она приобретает ярко

выраженный антисистемный характер, отвергая как возможность сотрудничества

с авторитарной элитой, так и эволюционного перехода и выступая за полный

демонтаж системы, а уж потом за создание новой. Возрождение гражданского

общества поставляет ей новых сторонников, которые также становятся

приверженцами радикальных идей. В обществе нарастает конфронтация и раскол.

Это усиливает опасность насильственного прекращения либерализации

сторонниками "жесткой линии". Третий вариант — сотрудничество с оппозицией.

Оно выгодно обеим сторонам. Сторонники "мягкой линии" усиливают свои

позиции в борьбе с ортодоксами, а противники режима получают возможность

легализации.

Союзы с оппозицией означают возникновение в политической системе

важных предпосылок демократизации. Прежде всего, авторитарная элита

окончательно распадается, в политический процесс включаются и

неавторитарные силы. Это ведет к появлению элементов конкуренции, одной из

характерных черт демократии. Кроме того, союз части элиты с бывшими

противниками означает создание первого звена в цепи компромиссов, из чего и

вырастают в последующем сами демократические процедуры. Встав однажды на

путь компромиссов, либеральная часть правящей элиты вынуждена идти всё

дальше и дальше, ведь соотношение сил меняется, следовательно, компромиссы

приходится пересматривать. Осознание этого может привести к решению о более

глубокой реформе политической системы.

Первая реформа политической системы, проводимая сверху, как правило,

носит ограниченный характер. Правящая элита идет на признание

демократической конкуренции, предоставление избирательного права, но

одновременно стремится гарантировать сохранение за собой контроля над

государственной властью. Совместить эти, казалось бы, несовместимые вещи

обычно удается путем внедрения в новую политическую систему особых

"предохранителей" — многоступенчатых выборов, назначения части депутатов

сверху, а также мажоритарной способа голосования. Мажоритарная

избирательная модель, как правило, гарантирует преимущество сильнейшим

участникам политической игры. При своевременном проведении политической

реформы сильнейшим участником может быть именно либеральное течение

правящей элиты, так как обладает тем, чего нет у оппозиции, — развитой

инфраструктурой власти господствующими позициями на всех уровню

государственного аппарата, контролем над основными средствами массовой

информации. Усиливает её положение и инерция политического сознания

населения, особенно в провинции. Все это, в сочетании с умело подобранной

избирательной системой (которая может обеспечить завышенное

представительство провинциальных округов), нередко позволяет реформаторам

из элиты достичь своих целей.

Установление демократии. Если основным содержанием предыдущего этапа

было расширение индивидуальных и коллективных политических прав при

сохранении в политической системе авторитарных структур и авторитарного

режима функционирований, то на данном этапе происходит качественное

изменение политической системы: формирование демократических политических

институтов и структур, взаимодействующих на основе демократических

процедур. Двумя основными процессами установлении демократии являются

формирование конкурентной партийной системы и институционализация

демократических механизмов государственной власти.

Формирование конкурентной партийной системы начинается в процессе

подготовки и проведения первых свободных выборов. Сами политические партии

возникают уже в начале переходного периода, однако до проведения свободных

выборов их роль в политической жизни может быть невелика. Подготовка и

проведение многопартийных выборов превращает их в основных действующих лиц

политического процесса. Двойственная природа партий (с одной стороны, они —

институциональные силы, участвующие в принятии политических решений, а с

другой — социально-политические, мобилизующие граждан) позволяет им служить

связующим звеном между государством и гражданским обществом, создавать

прямые и обратные связи в политической системе, во многом определяющие ее

прочность. В результате выборов из десятков (а иногда и сотен) партий,

возникающих в период либерализации, выделяется несколько, обладающих

реальным весом. Именно они и образуют партийную Систему, при этом их

количество и характер взаимоотношений между ними определяют форму партийной

системы (например, двухпартийная, многопартийная), а также степень ее

конфликтности (конфликтная, консенсусная, смешанная). Конфигурация

партийной системы оказывает очень большое влияние на легитимность и

эффективность возникающей демократической политической системы, поэтому

важно, чтобы на этом этапе перехода усилия всех участвующих в нем сторон

были направлены на создание такой партийной системы, которая содействовала

бы сплоченности и действенности, а не расколу и параличу возникающей

демократии.

Инструментом влияния на форму партийной системы является

избирательный закон. Например, мажоритарная избирательная система в один

тур способствует возникновению двухпартийной системы. В конфликтном

обществе, однако, такая система может усугубить раскол. Пропорциональные

выборы могут привести к многопартийной системе, но если количество партий

слишком велико, то возникают проблемы с формированием стабильного

правительства. Конечно, влияние избирательного закона не следует

абсолютизировать. Тем не менее, разработка закона о выборах в переходный

период имеет чрезвычайно важное значение для стабильности и эффективности

создающейся политической системы[19].

Институционализация демократических механизмов государственной

власти является второй крупной проблемой, которая решается на этапе

установления демократии. Соотношение между исполнительной и законодательной

властью — один из основных вопросов, встающих перед любой молодой

демократией в процессе выработки конституции или доконституционного

формирования структур государственной власти. Формально речь идет о том,

какую из известных демократических моделей предпочесть: президентскую,

парламентскую или смешанную парламентско-президентскую. Фактически, однако,

главный вопрос — это определение объема полномочий исполнительной власти.

Естественный порыв "создателей" демократической политической системы —

обеспечить максимально точное представительство в парламенте и наделить

последний основными властными функциями. Зная, к чему приводит

бесконтрольное сосредоточение всей полноты власти у исполнительных:

органов, демократы видят свой долг в её передаче представительному органу —

парламенту. Однако, как показывает исторический опыт, сильный парламент в

сочетании со слабой исполнительной властью порождает неработающую модель

государственного управления. Несмотря на всю внешнюю демократичность и

представительность, она неспособна обеспечить ни выработку эффективного

политического курса, ни тем более его реализацию, что рано или поздно

приводит к хаосу и возрождению авторитаризма, может быть, в иных формах.

Исполнительные органы должны обладать значительной независимостью от

законодательных. Значительной, но не чрезмерной, иначе опять возрастет

опасность возврата к авторитаризму. Золотую середину необходимо искать в

зависимости от конкретных обстоятельств.

Вопрос о национально-территориальном устройстве страны во многих

случаях становится камнем преткновения в процессе становления демократии в

тех странах, где существенно представлены этнические, религиозные или

региональные субкультуры. Авторитарная система разрешения конфликтов

основана на жестком централизме государственной власти и насильственном

подавлении любого стремления к утверждению самобытности той или иной

субкультуры. Ликвидация авторитаризма естественно, приводит к возникновению

центробежных тенденций. В период становления демократии одной из основных

задач в подобных обществах становится поиск институционального механизма

учета интересов различных субкультур, их представительства и участия в

выработке решений.

Институциональный кризис, который был одной из основных причин начала

крушения авторитаризма. Легитимация нового режима позволяет восстановить

эффективность политической системы и долговременную политическую

стабильность. Переходный период от авторитаризма к демократии завершается.

В заключение несколько слов о том, насколько применимы уроки перехода

от авторитарных режимов к демократии в условиях нашей страны. Несмотря на

указанные различия авторитаризма и тоталитаризма, я полагаю, что чужой опыт

в преобразовании политической системы (ей у нас по традиции продолжают

уделять меньше внимания, чем экономической) может помочь нам значительно

снизить издержки переходного периода. Речь идет, прежде всего, об опыте

формирования политических институтов и структур демократии. На мой взгляд,

у нас практически не уделяется внимания формированию партийной системы,

которая является основой любого демократического режима. До сих пор нет

избирательного закона, позволяющего провести выборы, на которых могли бы

соревноваться не отдельные личности, а партии. При его разработке следовало

бы непременно учесть опыт регулирования "профиля" возникающей партийной

системы, накопленный при переходе от авторитаризма к демократии. Это важно

для будущей стабильности политической системы. Очень ценен для нас и опыт

создания демократической конституции, причём здесь можно было бы выделить

не столько сущностные аспекты (они различаются от страны к стране),

сколько саму процедуру разработки конституции; ее не следовало бы

навязывать с помощью машины голосования, она должна стать результатом

совместной разработки и консенсуса всех основных политических сил.

Не менее важен для нас и опыт консолидации демократических режимов.

Безусловно, и у нас существует проблема "перехода лояльности", хотя стоит

она совсем по-иному, чем при эволюции авторитаризма, так как у нас

сердцевину бюрократического механизма составляет партийный аппарат. Тем не

менее, как показывает уже наш опыт, без квалифицированных чиновников

"старого режима" нашей бюрократии не обойтись. Именно поэтому безоглядная

дискредитация бюрократии просто неразумна. Целиком применимо к переходному

периоду и положение о необходимости обеспечения лояльности политической

оппозиции, что многими нашими политическими лидерами, очевидно, не

осознается. Наконец, проблема легитимации самого демократического режима.

Она стоит у нас еще более остро, чем в странах, переживших авторитаризм.

Без ее решения стабильной политической системы у нас не будет. Именно

поэтому особая ответственность ложится на сегодняшнее демократическое

руководство, от эффективности действий которого во многом зависит то, сколь

быстро и безболезненно пройдёт Россия переходный этап.

1.3 ТОТАЛИТАРИЗМ: ЗАКОНОМЕРНОСТИ И ЭВОЛЮЦИЯ

Тоталитаризм — это общественно-политической строй, при котором

государство полностью подчиняет себе все сферы жизни общества и отдельного

человека. Тотальный — от латинского слова «TOTALIS» — и означает всеобщий,

всеобъемлющий. Именно всеохватностью своего надзора тоталитаризм отличается

от всех других известных истории форм государственно-организованного

насилия — деспотии, тирании, абсолютистской, бонапартистской и военной

диктатур.

Термин "тоталитаризм" ввели в политический оборот в 20-е годы

итальянские критики Б.Муссолини, затем он сам использовал этот термин для

характеристики фашистского государства. Понимаемый широко — как

политический режим, как модели социально-экономического порядка и "нового

человека" и как идеология — именно в этом виде тоталитаризм является

феноменом XX в. Его возникновение связано, прежде всего, с трудностями

модернизации, перехода общества к индустриальной стадии развития, с

попытками правящей элиты преодолеть эти трудности путем "чрезвычайщины" —

огосударствления, сверхбюрократизации, униформенной политизации и

милитаризации всего общества. Сущность тоталитаризма заключается в том, что

в результате указанных процессов устанавливается бюрократическая (военно-

бюрократическая) диктатура, фактически отражающая интересы государственного

(партийно-государственного) аппарата, а также — отчасти — интересы

представителей разного рода маргинальных групп, деклассированных элементов,

из которых в значительной степени этот аппарат и формируется.

В литературе различают два "классических" типа тоталитаризма — правый

(фашизм, национал-социализм) и левый (сталинизм, маоизм). Их

противопоставление игнорирует общность внутренней природы обоих явлений,

прежде всего огосударствления основных сфер жизнедеятельности общества,

неограниченной власти государства над человеком, в т.ч. и через механизмы

идеологической обработки. Наличие этой, самой характерной, черты

тоталитаризма позволяет отличать его от авторитарного режима.

Следующие "родовые" черты в совокупности определяют тоталитаризм при

всем разнообразии его этнонациональных, цивилизационных личин:

а) неприятие демократических прав и свобод — слова, печати, собраний,

объединений и т.д.; б) всевластие (включая монополию на информацию)

корпоративных организаций иерархического типа; в) государственная и/или

находящаяся под жестким бюрократическим контролем частная собственность на

средства производства, по крайней мере — на основную их часть; г)

административно регулируемый характер экономики, в т.ч. централизованное

распределение сырья, продукции, значительная роль принудительного труда и

внеэкономического принуждения в жизни общества; д) официальная

регламентация всех сторон жизни общества и человека, включая ограничения в

одежде, передвижении, проведении досуга и т.д.; е) мощный репрессивный

аппарат, использующий методы физического и психологического террора по

отношению к массовым и даже элитным группам; система всеобщей слежки и

"стукачества"; развитая сеть тюрем и концлагерей с антигуманными методами

содержания; ж) мессианская государственная идеология, долженствующая

распространиться (вместе с ее носителями) по всему миру или хотя бы в его

значительной части; з) агрессивный характер внешней политики, сочетающийся

с самоизоляцией страны (закрытое общество); и) милитаризация экономики и

всего общества, перманентное применение насилия (полицейского и армейского)

во внутренней политике; к) общенациональный, наделяемый сверхъестественными

качествами правитель (вождь) как ключевой элемент политико-идеологической

системы[20].

Неверен вульгарный марксистский подход к государству как "органу

диктатуры господствующего класса" ("капиталистов", "пролетариата").

Например, в некоторых восточных тоталитоидных деспотиях господствующий

класс может в целом совпадать с госаппаратом (это Маркс относил к чертам

"азиатского способа производства", не излагая систематически сущность

понятия). Но и при других вариантах исторического развития госаппарат очень

часто становился самостоятельным по отношению к обществу организмом,

паразитирующим на этом обществе для удовлетворения своих собственных

кастовых интересов и потребностей. Это ярко проявлялось и в царской России,

где по некоторым параметрам автократия сближалась с тоталитарной формой:

аристократия — бюрократия тормозила и выхолащивала реформы.

В результате большевистской, фашистской (антилиберальной) и других

подобных революций к власти приходят новые элиты. При всей

противоположности политических позиций — от праворадикальных до

левоэкстремистских, их объединяет стремление поставить себя с помощью

государственной машины над всем обществом, включая и ранее господствовавшие

классы. Представители этих классов если и сохраняют свои экономические и

политические позиции при тоталитаризме, то лишь за счет интеграции в

бюрократический аппарат. Так, в нацистской Германии было проведено

огосударствление управления экономикой, при котором капиталисты назначались

"фюрерами" своих предприятий.

Заблуждение думать, что тоталитаризм держится только на страхе и

прямом насилии. Не менее важную роль играет система социальной демагогии,

идеологических иллюзий, манипуляций, с помощью которых затушёвывается

противоположность интересов правящей элиты, привязавшей к себе другие элиты

системой "приводных ремней", и общества. В сознание атомизированных масс

внедряется всеохватывающая мобилизационная идеология, обращенная не столько

к разуму, сколько к чувствам, инстинктам. В коре головного мозга человека

создается зона устойчивого патологического возбуждения, которая не

позволяет ему адекватно воспринимать сигналы окружающей действительности.

Ядро тоталитарной идеологии — одна "великая идея", представляемая как ключ

для простого решения всех проблем. "Упаковка" такой "сверхценной" идеи

может быть различной — классовой, национальной, расовой, религиозной, но

характер ее определяют три обязательные черты:

1) Обращённость в будущее. Тяготы сегодняшнего дня рассматриваются

лишь как необходимые временные жертвы на пути к "светлому" завтра,

доступному только носителям «великой идеи» ("а паразиты — никогда!").

2) Образ «врага». Он злобно ненавидит "великую идею", какие-либо

соглашения и компромиссы с ним принципиально невозможны. Этот враг —

абсолютно вне моральных норм, он беспредельно жесток, коварен" и

беспощаден. Что особенно важно — враг вездесущ, у него везде есть тайные

приспешники, в т.ч. и среди мимикрирующих под приверженцев "великой идеи";

Все неудачи на пути к её осуществлению объясняются кознями этого врага.

3) Идеализация, сакрализация государства, государственной партии, их

Страницы: 1, 2, 3, 4